Она была во всем права -
   И даже в том, что сделала.
   А он сидел, дышал едва,
   И были губы белые.
   И были черные глаза,
   И были руки синие.
   И были черные глаза
   Пустынными пустынями.
   Пустынный двор жестоких лет,
   Пустырь, фонарь и улица.
   И переулок, как скелет,
   И дом подъездом жмурится.
   И музыка ее шагов
   Схлестнулась с подворотнею,
   И музыка ее шагов -
   Таблеткой приворотною.
   
   И стала пятаком луна,
   Подруга полумесяца,
   Когда потом ушла она,
   А он решил повеситься.
   И шантажом гремела ночь,
   Улыбочкой приправленным.
   И шантажом гремела ночь,
   И пустырем отравленным.
    И лестью падала трава,
   И местью встала выросшей.
   И ото всех его бравад
   Остался лишь пупырышек.
   Сезон прошел, прошел другой -
   И снова снег на паперти.
   Сезон прошел, прошел другой -
   Звенит бубенчик капелькой.
   И заоконная метель,
   И лампа - желтой дынею.
   А он все пел, все пел, все пел,
   Наказанный гордынею.
   Наказан скупостью своей,
   Устал себя оправдывать.
   Наказан скупостью своей
   И страхом перед правдою.
   
   Устал считать улыбку злом,
   А доброту-смущением.
   Устал считать себя козлом
   Любого отпущения.
   Двенадцать падает.
   Пора! Дорога в темень шастает.
   Двенадцать падает.Пора!
   Забудь меня, глазастого!