Пахли снегом облака и дымом паровоза.
   На торговой площади в шеснадцатом году.
   И гуляла ярмарка от церкви до извоза.
   Хоть падали замёрзшие вороны на лету.
   Попрошайки щурились, ах как бы не обидели.
   Шарили карманники и дрались мужики.
   И монашка тоненько просила для обители.
   И в кружку ей железную, стучали медяки.
   
   Припев:
   А в кабаке, оркестр играл.
   Сквозь дым и пустословия.
   И веселились, господа.
   Из высшего сословия.
   
   Зазывала в магазин вывеска с баранкою.
   И стоял на улице у финской на углу.
   Старичонка в зипуне с обшарпанной шарманкою.
   И каждому прохожему предсказывал судьбу.
   А шарманке, судьбы все, записочки в карманчиках.
   Да калека у стены, нога всего одна.
   И смотрели, вместо глаз, на старого шарманщика.
   Сивухой затуманенных, кровавых два пятна.
   
   Припев:
   А в кабаке, оркестр играл.
   Сквозь дым и сквернословия.
   И веселились, господа.
   Из высшего сословия.
   
   Ты старик припомни день, белая рубашка.
   По торговой площади, я с барышней гулял.
   И победу скорую сулил нам Николашка.
   И ты, хрычовка старая, мне счастья нагадал.
   А теперь лицо моё, как окорок заветренный.
   Нам, германец на окоп, всё газы распылял.
   И на счастье от судьбы, достались мне заветные.
   Два новых, будь вы прокляты, кленовых костыля.
   
   Припев:
   А в кабаке, всё как тогда.
   И дым и пустословия.
   И веселятся господа.
   Из высшего сословия.
   
   Припев:
   А в кабаке, всё как тогда.
   И дым и пустословия.
   И веселятся господа.
   Из высшего сословия.